Сайт открытый - регистрация необходима только при добавлении информации.

Авторизация
Логин (e-mail):

Пароль:

запомнить



Зарегистрироваться
Забыли пароль?


Организации
Приглашаем к сотрудничеству все организации, которые активно участвуют в сохранении памяти о Великой Отечественной войне. Компании, присоединившиеся к проекту
Статистика
157859
9940
6912
53038
1

Наши баннеры
Мы будем благодарны, если Вы разместите баннеры нашего портала на своем сайте.
Посмотреть наши баннеры







© 2009 Герасимук Д.П.
© 2009 ПОБЕДА 1945. Никто не забыт - Ничто не забыто!
Свидетельство о регистрации СМИ: Эл № ФС77-36997


© Некоммерческое партнёрство "Историко-патриотичекий Клуб "ПатриоТ-34"
Свидетнльство о госрегистрации НО
Свидетельство о внесении записи в ЕГРЮЛ
Регистрация Поиск Фронтовика Поиск подразделения Помощь О проекте

Карточка Фронтовика

Турочкин Павел Спиридонович



Пол:мужской
Дата рождения:0.0.1926
Место рождения:Калининская (ныне Тверская) обл., Кувшиновский р-н, Прямухинский сельсовет, с. Прямухино
Национальность:русский
Должность:боец
Звание:партизан

Попечитель:

Александр Ушаков (2 аккаунт)

Подразделения, в которых служил Фронтовик:

Пока ни в одно подразделение этот Фронтовик не добавлен.

Захоронение:

Россия, Псковская область, Локнянский р-н, д. Алексеевское
Дополнительная информация
Домашний адрес во время войны:Калининская (ныне Тверская) обл., Кувшиновский р-н, Прямухинский сельсовет, с. Прямухино
Родственники во время войны:Турочкина Евдокия Андреевна (мать)
Дата призыва:0.0.0
Место призыва (военкомат):доброволец
Дополнительные сведения:Комсомолец, партизан кувшиновского отряда "Земляки" (командир Терещатов В.И.) В своей книге воспоминаний "900 дней в тылу врага" В. Терещатов говорит о Павле Турочкине: "...Следующий рейд в тыл врага отряд «Земляки» совершал в январе 1943 года. Вместе с нами через линию фронта шли отряды Яковлева, Бухвостова и партизанская группа во главе с командиром 8-й Калининской бригады Карликовым. В сумерки мы вышли к немецким рубежам. Вот разведчики остановились. Остановились и мы. Вдали замерцал и быстро погас холодный свет ракеты. От разведчиков подошел связной — Анатолий Нефедов. — Видна железная дорога, — сообщил он. Выслали вперед несколько человек. Щелкнули предохранители автоматов. Наступила ответственная и опасная минута. Все напряжены. У каждого одна мысль — пройти благополучно. Быстро приближаемся к линии, переваливаем через невысокую насыпь и ускоряем шаг. — Скорей, скорей! Кругом — снежное поле. Все мы, за исключением людей Карликова, одеты в белые халаты. Они же заметно чернеют на снегу, и партизаны в сердцах ругают их за демаскировку. Слева показался темный силуэт сарая. Берем правее, подальше от построек. Бот уже пройдено двести метров от железной дороги, триста, четыреста и вдруг… хлопок ракетницы. В звездное небо летит яркая ракета, за нею другая, третья. Нас заметили. Немцы размахивают руками, показывая в нашу сторону. Назад возвращаться поздно. Теперь — только вперед. Пока часовые поднимут гарнизон и примут решение, мы уйдем далеко. Потные и усталые спешим в потемках по глубокому снегу. Сзади доносятся беспорядочные выстрелы. Гитлеровцы уже поднялись по тревоге. Скоро рассвет. Напрягаем последние силы. Хочется уйти подальше, но надо искать дневной приют. Специально делаем крюк, чтобы хоть немного запутать следы, и останавливаемся в спящей деревушке. Все, кроме часовых, расходятся по избам и, не раздеваясь, ложатся на полу. Утомленные тяжелым походом, люди тут же засыпают. Мне тоже хочется спать, но сердце чувствует какую-то тревогу. Что предпримут немцы? Может быть, организуют погоню? Выхожу из дома и медленно иду по улице. Часовые стоят на местах. Тишина. — Как дела, Витя? — спрашиваю Соколова. — Пока все нормально. — Посматривай по сторонам. Следи за дорогой. — Не провороню, — серьезно говорит Виктор. Постепенно светает. Из труб потянулся дымок — хозяйки начинают затапливать печки. Я вхожу в дом и развертываю карту, но мне не удается рассмотреть ее. За окном раздаются два винтовочных выстрела. — Тревога! Выскакиваю на улицу. Кричат люди, где-то громко ржет лошадь, слышится стрельба. Большей карательный отряд въезжает в деревню. Каратели, видно, случайно наткнулись на нас. Соколов первым заметил обоз и без оклика пустил в ход оружие. Когда я подбежал к нему, с ним уже было пять бойцов. Немцы в панике разворачивают лошадей, но сделать это нелегко. Лошади вязнут в глубоком сугробе. Бросив повозки, каратели бегут. На вражеской лошади, вздымая белые вихри снега, мчится с захваченным станковым пулеметом Поповцев, за ним тянет «максима» Дмитрий Веренич. Несут на плечах минометы Горячев и Ворыхалов. Я благодарю Соколова за находчивость и смелость. Все радуются успеху. Но не рано ли? Ведь день еще впереди, и надо быть начеку. Когда рассвело, мы снова увидели карателей. Теперь они шли на нас с трех сторон. Шли, чтобы отомстить за свое поражение. Нам отступать некуда, надо принимать бой. Немцы пробираются по снегу. Они одеты в белые халаты, но на фоне темного кустарника их хорошо видно. Расстояние между нами сокращается. «Стрелять только по сигналу», — передается по рядам приказ. В голове мелькают воспоминания о психической атаке из картины «Чапаев». — Держись, ребята! — громко говорит Карликов. И вот первые вражеские пули струйками бороздят пушистый снег. Каратели стреляют разрывными и зажигательными пулями. Загорелась соломенная крыша дома, задымила другая. Начался пожар. Над нашими рядами раздается гневный голос Федора Яковлева: — Огонь по фашистскому зверю! Застрекотали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы, залаяли автоматы. Пошло в ход партизанское оружие! Дрогнув, залегли вражеские цепи. Дым закрывает неприятеля, режет глаза. Плачут деревенские ребятишки, голосят женщины, спасая от огня добро. В соседнем дворе протяжно и дико мычит корова. Мы советуемся с командирами и принимаем решение помочь населению. Разбиваемся на две части. Одни держат оборону, другие собирают людей и прикрывают их отход в соседнюю деревню. Огонь немцев усиливается. Они бьют из крупнокалиберных пулеметов. Человек десять гитлеровцев короткими перебежками стараются обойти нас с левого фланга. Я показываю на них Вереничу. Он понимает меня и утвердительно кивает головой. Руки его словно приросли к гашетке пулемета. Вражеские автоматчики совершают ошибку. Они поднимаются и все бегут к большой сосне. Веренич тут как тут! Недаром еще в польской армии он был отличным пулеметчиком. Длинная пулеметная очередь, и мы видим, как семь человек остаются на снегу. Остальным удается добежать до дерева, и они ведут оттуда интенсивный огонь. Боец из отряда Яковлева выскакивает из-за колодца, бросает в них гранату. Она не долетает. Он ползет на несколько метров вперед и пытается бросить снова. Но не успевает размахнуться — вражеская пуля обрывает его жизнь. Нам сообщают, что два человека убито и несколько ранено. По цепи передается приказ Яковлева: отходить за озеро. Я понимаю умный приказ командира. Если немцы вздумают преследовать нас, они должны будут выйти на открытую местность. Решатся ли они на это? Мы отступаем, не прекращая огня. Нет, немцы не решаются покинуть свое укрытие. Не успели наши оставить догоравшую деревню, как фашисты ватагой кинулись к брошенным поутру повозкам. Они надеются найти там потерянное оружие. Нет, партизаны не бросают захваченные трофеи. Словно в подтверждение этому Веренич выпускает по ним очередь из пулемета. — Вот оно, ваше оружие! — кричит он. Мы смотрим друг на друга и не можем сдержать улыбки: грязные халаты, закопченные от дыма лица. У Виктора Дудникова словно нарочно намалеванные усы. Приводим себя в порядок, перевязываем раненых. Павел Турочкин, наш главный санитар, бегает среди ребят, предлагая индивидуальные пакеты. В схватке не заметили, как прошел день и наступили сумерки. — Теперь фрицы сюда не сунутся, — смеется Горячев, скручивая папироску. Что правда, то правда. Темнота для гитлеровцев — злейший враг. Через полчаса отряды построились в походный порядок и двинулись дальше. Вторую ночь шагали мы по вражескому тылу без сна и отдыха, но никто не ныл и не жаловался. Многие из нас не раз совершали такие походы, а кто шел впервые, тот терпел. Наутро увидели деревню. На душе сразу полегчало. Ребята прибавили шагу. Немцев здесь не было. Они стояли гарнизоном в девяти километрах отсюда. — Боятся ехать к нам, — нараспев сказал бородатый крестьянин, первый, кого мы встретили в деревне. — Почему? — спросил Яковлев. — Тиф лютует. Мы переглянулись. — Вот так здорово, — сказал Веренич, прикрывая рукой лицо. Он отморозил уши и щеку, и теперь они распухли, покраснели. Между тем ребята уже разошлись по теплым избам. — Что же будем делать? — спросил я у Яковлева. — Надо поднимать людей, пока не уснули, — сказал он. Войны выходили из домов хмурые, недовольные. А мороз, как нарочно, крепчал все больше, пробирал до самых костей. Крестьянин нам сообщил, что до ближайшей деревни Маковейцево — километров двенадцать. — Только не пройти вам туда, вишь сколько снега насыпало, все дороги занесло. Положение — аховое. Решаем остановиться в тех пяти домах, где нет больных. Как можем, инструктируем ребят. Только бы не подцепить страшную болезнь. В избы набились битком. Тесно, да тепло. После мороза теплота размаривает людей, и они засыпают чуть ли не стоя". "...Через двое суток отряды прибыли в деревню Морозово, где прошлой зимой стоял штаб отряда Литвиненко. Жители рассказали, что после нашего ухода Литвиненко вел тяжелые бои с оккупантами, а весной ушел куда-то в сторону Пскова. Разведка принесла приятную весть. На другой день, после нашего боя с карательным отрядом в районе села Скоково, опустился фашистский самолет. На нем прилетело гитлеровское начальство. Карателей выстроили на плацу. Штабной офицер зачитал короткий суровый приказ. Командованию карательного отряда приписывалась умышленная сдача оружия партизанам. Командир отряда и четверо его помощников были расстреляны на месте, а отряд расформирован. — Побольше убивали бы друг друга — скорее бы война кончилась, — шутил Веренич. Лицо его кровоточило, и теперь было забинтовано. Виднелись только серые улыбающиеся глаза. Дмитрий был неравнодушен к захваченному у карателей оружию. Проверяя трофейный пулемет «максим», он обычно говорил: — Хороший, надежный друг. В одной ленте двести пятьдесят патронов. Может быть, это двести пятьдесят убитых фрицев… Так и пришлось закрепить за Вереничем станковый пулемет. Вторым номером у него стал Толя Нефедов. Хуже обстояло дело с минометами. У нас не было ни минометчиков, ни мин. После недолгого раздумья сделали минометчиком Петю Зеленого. Он положил в корзину с сеном пяток мин и возил их, как пасхальные яйца. В первом бою Петя попробовал оружие. Он израсходовал весь боезапас, но не причинил врагу никакого ущерба. Мины ложились далеко от цели. На мой вопрос, почему мины не долетают, Петя, не растерявшись, ответил: — Нет угломера… Минометы мы хотели утопить в проруби, но потом нам удалось сменять их у местных партизан на трофейные автоматы. Разведчики работали на славу. Мы хорошо знали расположение вражеских гарнизонов, пути передвижения немцев. В этом нам крепко помогало население, которое давало нашим разведчикам нужные сведения. У гитлеровских убитых офицеров мы захватили карты, различные приказы, благодаря чему нам были хорошо известны планы и намерения гитлеровского командования. Население встречало нас, как дорогих и желанных гостей. Женщины дарили нам шерстяные носки, рукавицы, шарфы. На жителей деревень не действовала немецкая агитация. Фашистские пропагандисты на все лады старались представить партизанскую борьбу как антинародное, «бандитское» движение. Имперский начальник охранных отрядов СС и начальник немецкой полиции генерал Ценнер в звериной ненависти к партизанам в августе 1942 года отдал официальное распоряжение о том, чтобы во всех случаях вместо «партизаны» говорили «банда» или «банда грабителей». Но все потуги оккупантов дискредитировать партизанское движение были напрасными. В глазах советских людей партизаны оставались мужественными патриотами, борцами за народное счастье, за честь и независимость своей родины. Изучив данные разведки, Яковлев предложил совершить совместный налет на гарнизон Слободку, но непредвиденное обстоятельство помешало нам осуществить его. В отряде Яковлева начался тиф. Болезнь свалила сразу четверых бойцов. Мы всполошились. Ни докторов, ни лекарств. Как быть? На следующий день заболели еще трое, а к вечеру слег сам Яковлев. Мы узнали, что за Кудеверем, в районе Пушкинских гор, много партизанских отрядов. Решили идти туда. Больные метались в жару. Яковлев лежал без сознания, часто бредил. Мы ничем не могли им помочь и только безжалостно гнали коней, стараясь скорее прибыть к месту. По дороге слегли еще несколько человек. На третьи сутки наша разведка встретилась с местными партизанами. К счастью, мы нашли здесь и врачей, и медикаменты. Дня через три Яковлеву стало лучше. Договорившись с местным командованием, мы оставили у них нашего боевого друга с отрядом до выздоровления, простились с ним и под вечер отправились в район Пустошки. В это время у нас в отряде было тридцать бойцов. Почти все комсомольцы. Смелые, отважные. Каждый из них был готов совершить подвиг во славу любимой Родины. В течение двух недель отряд «Земляки» прошел через Кудеверский, Пустошкинский, Идрицкий районы, побывал в десятках сел и деревень, распространяя там листовки, вселяя в сердца советских людей веру в победу. В это же время наши подрывники Ворыхалов, Орлов, Турочкин, Попков, Кузьмин, Дудников сходили на железную дорогу Идрица — Новосокольники и среди белого дня вывели из строя большой участок пути. Собравшись в Морозове после двухнедельной вылазки, мы узнали от населения, что немцы интересуются нашим отрядом. Оставаться здесь стало рискованно, поэтому на другой день перебрались в укромный, лесной хуторок километров за восемнадцать от Морозова. Горячев в эти дни не дремал. Его разведка зорко следила за ведущими к Пустошке дорогами. — Пока тихо, — каждый раз докладывал Николай. Однажды, вернувшись из разведки, Николай притащил в штаб мешок, набитый чем-то мягким. — Вот вам с Вереничем подарок, — сказал он, вытряхивая на пол меховые комбинезоны, унты и рукавицы. — Догадайтесь, откуда это. — Догадываюсь, из Хилькова, — ответил я. Мне уже была известна история этой одежды. Весной сорок второго года мы встретили в поле двух обросших мужчин, одетых в крестьянское платье. На наш вопрос, кто они такие, незнакомцы давали сбивчивые, путаные ответы. Наконец убедившись в том, что мы партизаны, они обстоятельно рассказали свою историю. Это были советские летчики, сбитые вражеской зенитной артиллерией при выполнении боевого задания. С большим трудом они посадили машину на оккупированной территории и сожгли ее. После этого двое суток скрывались в лесу, а затем поздней ночью явились в деревню Хильково. Нужно было переодеться и узнать, как пройти через линию фронта. Дом, куда они постучались, принадлежал старосте. Выслушав просьбу нежданных гостей, староста сначала отказал, но потом смекнул, что за хорошие вещи не жалко дать тряпье. Он принес летчикам рваную одежду и потребовал, чтобы они скорее убирались, иначе он позовет полицейских. Вместе с другими окруженцами мы вывели летчиков за линию фронта. Горячев запомнил адрес старосты и теперь наведался туда. Самого хозяина Николай не застал — он ушел служить в полицию. Жена старосты сказала, что она с предателем не будет жить и собирается уехать куда-нибудь подальше. — А сохранилась ли одежда летчиков? — спросил Николай. — Под полом спрятана, сейчас, сынок, отдам… пригодится в холод. И вот теперь Николай решил преподнести нам подарок. Мы обрадовались ему. Валенки у нас развалились, и мы надели унты, а из комбинезонов местный портной сшил два хороших полушубка. Пользуясь затишьем, мы выслали к железной дороге диверсионную группу в составе Веренича, Соколова, Беценко и Попкова. Отряд снова стал готовиться к многодневной боевой вылазке. Однажды глубокой ночью меня поднял начальник караула. — Какой-то Шиповалов, — доложил он. Я велел впустить его. Распахнулась дверь, и вместе с клубами морозного воздуха в избу вошел рослый, белый от инея человек. — Командир второй бригады Шиповалов, — отрекомендовался гость. — Присаживайтесь, — предложил я. — Сидеть некогда. Немцы на хвосте, — заявил комбриг. — Вот случайно обнаружил вас, решил предупредить. Шиповалов рассказал, что на днях он с небольшой группой перешел линию фронта и наткнулся на большое скопление немцев. Гитлеровцы открыли по ним бешеный огонь, а потом пустили вслед танки и отряд карателей. Танки вскоре вернулись обратно, но каратели преследуют группу по сей день. — Много их? — спросил я. — Человек триста. Был второй час ночи. Я приказал поднять отряд и запрячь лошадей. Шиповалов пошел с группой дальше, а мы стали готовиться к встрече с противником. «Немцы идут ночью, значит, их действительно немало», — думали мы. Вспомнили ребят, которые ушли к железной дороге. Быть может, они теперь возвращаются с задания и не знают об опасности. Как поступить? Перебираю в голове различные варианты и останавливаюсь на одном. Мы остаемся на хуторе до прихода немцев. С появлением врагов открываем дружный, короткий огонь и быстро отходим к озеру Ципиля, где дислоцируется шестая бригада Рындина. Рындин должен дать отпор фашистам, а мы тем временем вернемся опять на хутор, где встретим ребят. Когда я вышел на улицу, отряд был в сборе. Запряженные кони, пофыркивая, жевали душистое сено. Хотя небо заволокло облаками, ночь стояла светлая. Мы то и дело посматривали в сторону темного бора, куда тянулась наезженная извилистая дорога. Было тихо, и лишь где-то далеко-далеко слышался лай собак. Близилось утро, но ни немцы, ни ребята не появлялись. Мы попеременно грелись в ближней избе и невольно завидовали хозяевам, которые похрапывали на мягких перинах. Около шести часов утра хутор внезапно озарил свет ракеты. Из леса прямо на нас ехало с десяток всадников, а за ними длинной лентой тащился обоз. — Огонь! — последовала команда. Сверкнули язычки пламени, гулко захлопали выстрелы. Несколько всадников кувырком полетели в снег. Вздыбились, закружились кони. Дикий визг раненого жеребца заглушил крик испуганных всадников. — Бей по обозу! — подал я команду. Через минуту партизаны прекратили стрельбу, и мы, как было условлено, побежали к повозкам. — А ну, черные, вороные, давай! — крикнул Горячев. Сытые кони срываются с места и быстро несут нас прочь. Сзади — ракеты, сильная стрельба. Теперь скорее к Рындину, организовать мощную засаду, встретить преследователей. Время шло к полудню, когда наш отряд после долгой езды выехал на лед озера Ципиля. Вот и деревня Ципилина Гора. Сейчас обо всем расскажем Рындину. Но что это? Над нашими головами свистнули пули. Взметнулись над льдом столбы огня и дыма. Кони шарахнулись в сторону. — Минометы бьют! — крикнул кто-то. Из домов выскакивают люди. Они бегут к озеру и стреляют в нас на ходу. Недолго думая, мчимся к противоположному берегу. Кругом свистят пули, рвутся мины. Кто-то из бойцов беспрестанно кричит: — Командир, меня ранили! Командир… С трудом добираемся до берега. Останавливаемся в кустах. Я обхожу отряд. Убитых, к счастью, нет. Оказывается, на озере кричал Толя Нефедов. Пуля рикошетом попала ему в ногу, и теперь он лежал, облокотившись на пулемет, и охал. Мы осмотрели ногу. В валенке виднелось пулевое отверстие. Ребята осторожно сняли валенок и рассмеялись. Пуля вывалилась из голенища, а на ноге чернел небольшой синяк. Анатолий робко ощупал его пальцами и тоже засмеялся. — Эх ты, раненый, — нахлобучив на него шапку, сказал Поповцев. Впоследствии мы узнали, что бригаду Рындина в тот день выбили из деревни большие силы карателей, а мы чудом ушли невредимыми со льда озера Ципиля. Весь день отряд бродил по глухим проселочным дорогам, стараясь не попасться на глаза немцам. Всюду по сторонам слышались пулеметные и автоматные очереди. Это каратели, разыскивая партизан, прочесывали леса. Вечером мы подошли к знакомому хутору. Приблизившись к опушке, выслали пешую разведку. За весь день никто из нас не проглотил ни крошки хлеба, и теперь, стоя на снегу, мы жадно всматриваемся в очертания хуторских строений и с нетерпением ждем сигнала разведчиков. Наконец в темноте показались огоньки. — Идут… раскуривают, — сердито сказал Поповцев. Огоньки приближались. Слышался негромкий разговор и сдержанный смех. — Горячев смеется, значит, все в порядке, — догадались ребята. — Почему задержались? — сердито спросил я, когда разведчики приблизились. — Хозяин рассказывал нам, как напугали мы утром карателей. — Где немцы? — В обед поехали по нашим следам. Узнав о нашем возвращении, хуторяне высыпали на улицу. Они наперебой рассказывали, как напуганные немцы до обеда окружали пустой хутор, а потом, войдя в него, поверили крестьянам, что нас триста человек. Они долго советовались, идти за нами в погоню или нет. Оказалось, что утром мы убили одиннадцать фашистов. — Распрягать коней, командир? — спросил подошедший крестьянин. — Распрягайте. Жители усердно помогали нам. Одни распрягали коней, другие подкладывали сена. Бойцы расходятся по домам, голоса стихают. На улице остаются одни часовые. Они зорко следят за дорогой, прислушиваются к каждому шороху. В их руках жизнь отряда. Ночью разыгралась вьюга. Партизанская сестра — метель надежно скрыла наши следы. Теперь карателям тяжело искать нас, да они наверняка и не думают, что мы рискнем вернуться сюда. Утром ко мне подошел щупленький шустрый паренек лет десяти. Со слезами на глазах он стал упрашивать меня взять его в отряд. Поняв, что меня не уговорить, мальчик пошел на хитрость. Он достал из кармана потертую бумажку, свернутую вчетверо, и решительно подал мне. — Вот какие стихи я сочиняю, а вы не хотите взять меня в отряд, — с упреком сказал он. Я развернул листок, исписанный детским почерком: Шел в огонь и в волу, Шел всегда вперед, Бился за свободу Советским патриот. Но пуля коварная, вражья Настигла его в бою, Ранен солдат отважный. И вот он уже в плену. Его пытали и били. Ни слова он не сказал. Смертью ему грозили, Но коммунист молчал. Темной дождливой ночью Вели его на расстрел, Но в это время на помощь Отряд партизан подоспел. — Вот, оказывается, какой ты молодец! — похвалил я мальчика. — Было бы тебе годков на пять побольше — непременно взял бы в отряд. А за стихотворение тебе партизанское спасибо! Днем на хорошем рысаке, в разрисованном цветными узорами возке вернулись с задания Веренич, Соколов, Беценко и Попков. — Берегись! Временное правительство едет! — с улыбкой кричит Соколов. На нем огромная меховая шапка и большущий тулуп. — Наверно, музей ограбили, черти, — с завистью смотрит на приехавших Горячев. Виктор с напускном важностью спрыгивает с возка, но запутывается в тулупе и под дружным хохот кувыркается в снег. Купеческая шапка, которую он не может схватить, как бочонок, катится, гонимая ветром. — Эх, мать честная, правительство упало, — смеются ребята. Веренич доложил, что задание выполнено, вражеский поезд подорван. — А это откуда? — спросил я, показывая на расписные санки. — Подвернулись на пути. Идем вечером сюда, видим, — навстречу повозка, а в ней двое. Один — кучер, второй — вот в этом тулупе. — Куда путь держите? — спрашиваем. — В Пустошку, — отвечает кучер. — Оружие есть? — А то как же, — говорит он и с форсом показывает новенький винторез. — Давай сюда, говорю. А он как заорет: — Господин управляющий, карабин отбирают! Тогда толстяк в шубе поднимается — и на нас: — Что, говорит, за насмешка? Не видите, свиньи, кто едет? Арестую! — Ну, раз такое дело, — ударили по ним из автоматов… Веренич рассказал, что в воскресенье по большаку Красное — Пустошка немцы поведут большую группу молодежи для отправки в Германию. Жители умоляли помешать гитлеровцам. Мы посоветовались и решили выручить юношей от фашистской каторги. В воскресенье поднялись рано. Запрягли лошадей, проверили оружие. Шел небольшой снежок, и тулуп управляющего пригодился. Веренич бережно прикрыл им своего «максимку». К рассвету отряд достиг большака. Мы не хотели, чтобы нас видели люди, и поэтому последние деревни объезжали стороной. Жители в это утро встали чуть свет. Слышались голоса и плач женщин. Мы развернули коней. Веренич снял с саней пулемет и вместе с Нефедовым подкатил его к ветвистой елке. Бойцы заняли удобные позиции. Рассвело. Разговоры смолкли. Мы лежали на снегу под деревьями и напряженно вглядывались в дорогу, уходившую в густой кустарник. Вот вдали показались повозки. — Едут! — сказал Соколов. Все вмиг посуровели, взяли оружие на изготовку. Какова же была досада, когда вместо фашистов мимо нас на двух лохматых лошаденках проехали две укутанные в тулупы женщины. — Вон твои каратели поехали, — поддел Соколова Горячев. — Проехали и закурить тебе не дали, — в тон ему ответил Виктор. Близился полдень. Мы уже стали сомневаться в успехе операции, когда наблюдатели предупредили о приближении врага. Теперь все воочию увидели противника. — Ух, сколько их! — воскликнул Нефедов. Вереница повозок быстро приближалась. Немцев на самом деле было много. Вот они уже рядом. Мы видим их лица, оружие. Фашистские молодчики едут в деревню, чтобы собрать молодежь и конвоировать на станцию. — Огонь! Припал к «максиму» Веренич, глухо ударил ручной пулемет Васи Беценко, застрекотали наши автоматы. Стала на дыбы и рухнула в снег лошадь. Шарахнулась в сторону другая. Тщетно пытались враги развернуть коней. Лошади вязли в глубоком снегу. Кое-кому из задних, наконец, удалось повернуть, и теперь они что есть мочи стегали лошадей, стараясь вырваться из этого пекла. Больше двух десятков неприятельских солдат; и полицейских остались лежать, прошитые пулеметным огнем. Мы радовались победе. Весть о спасении молодежи моментально облетела деревни, и когда отряд возвращался обратно, народ встречал нас, как самых дорогих гостей". В конце зимы 1943 г. немецким командованием в западных районах Калининской области проводилась карательная операция под кодовым названием «Шнеехазе» («Снежный заяц»), возглавляемая генерал-майором Якоби… Выходящие из тыла партизанские отряды, в том и числе и отряд «Земляки» попали в засаду. Вот как описывает гибель Павла Турочкина командир отряда В. Терещатов в своей книге «900 дней в тылу врага»: «…Командиры некоторых вырвавшихся из окружения бригад и отрядов, с учетом понесенных потерь и нехватки боеприпасов, приняли решение совместно двигаться к линии фронта. Общая численность колонны превышала семьсот человек. К сожалению, из-за несогласованности действий колонна разделилась на две части. Группа во главе с Яковлевым и Терещатовым после кратковременного боя, обходя лесные завалы и немецкие засады, приблизилась к реке Пузна. Лишь только форсировали ее, как в небо взвились ракеты, и немцы открыли интенсивную стрельбу из пулеметов и автоматов. Завязался бой, в котором полегли Дмитрий Веренич, Володя Волков, Виктор Дудников, Костя Кузьмин, Федя Попков, Егор Филин и другие ребята. Самое ужасное состояло в том, что погибших не удалось похоронить. Едва отошли от злополучного участка, как нарвались на засаду и приняли новый бой. Он длился несколько часов. Погибли командир одного из отрядов Федор Яковлев, Павел Турочкин из Прямухина… Наконец, миновав болото, оставшиеся в живых партизаны вышли к реке Смердень. Терещатов и его товарищи, бросившись в ледяную воду, одолели реку вплавь». Так на р. Пузна у железнодорожного моста оборвалась жизнь Павла Турочкина. Останки молодого партизана ныне покоятся в д. Алексеевское Локнянского района Псковской области. "....
Выжил / пропал без вести / погиб:погиб
Близкий:нет
Дата и время создания карточки:2014-05-28 01:30:39
Дата и время последнего изменения:2023-10-28 16:16:04
При использовании материалов сайта ссылка на www.pobeda1945.su обязательна.