Пока ни в одно подразделение этот Фронтовик не добавлен.
Захоронение:
-
Дополнительная информация
Домашний адрес во время войны:
Родственники во время войны:
Дата призыва:
4.12.1941
Место призыва (военкомат):
Темрюкский РВК Краснодарского края.
Дополнительные сведения:
Лавренченко Николай Константинович родился 6 декабря 1923 года на Украине в Николаевской области, г. Скадовск. Русский.
В ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии призван 4 декабря 1941 года Темрюкским РВК Краснодарского края.
Активный участник Великой Отечественной войны.
Член ВКП(б) с 1944 года.
Начал войну красноармейцем. С 28 августа по 23 сентября 1942 года старший сержант Лавренченко Н.К. воевал на Сталинградском фронте.
27 августа 1944 года младший лейтенант Лавренченко Николай Константинович, находившийся в должности адъютанта старшего миномётной батальона 148-го запасного стрелкового полка 20-й запасной стрелковой дивизии, награждён медалью «За Отвагу». В представлении к награждению, подписанном командиром 148 зсп подполковником Полетаевым, отмечается: младший лейтенант тов. Лавренченко Николай Константинович участник Отечественной войны с августа по сентябрь 1942 года. Участник героической обороны г. Сталинграда. Будучи в должности командира батареи 120 мм миномётов 969-го стрелкового полка 273-й стрелковой дивизии 2-й гвардейской армии, в течение месяца непрерывно находился в боях. 23 сентября 1942 года при отражении контратаки противника в районе станции Котлубань Сталинградской области, тов. Лавренченко получил задачу корректировать огонь батареи. При выполнении этой задачи от взрыва вражеского снаряда был ранен осколком в правую ногу и шею. После чего был эвакуирован в госпиталь.
За время пребывания волку показал себя только с положительной стороны.
Достоин награждения медалью «За Отвагу».
Приказом Командующего войсками УВО генерал-лейтенанта Герасименко от 31 августа 1945 года награждён медалью «За Отвагу».
После выздоровления направлен на обучение в Житомирское военно-политическое училище.
Принимал участие в боях в составе 191-й курсантской бригады СКВО.
По окончании обучения младший лейтенант Лавренченко Н.К. распределён в 20-ую запасную стрелковую дивизию на должность адъютанта старшего миномётного батальона 148-го запасного стрелкового полка.
После окончания Отечественной войны продолжил службу в Советской Армии.
Направлен в воинскую часть, расквартированную на Западной Украине. Весной и летом 1946 года, командуя ротой отдельного миномётного батальона 78-й стрелковой дивизии 27-й Армии, участвовал во многих боевых операциях по уничтожению вооружённых бандитских формирований и отрядов украинских националистов. Миномётный батальон, в состав которого входила его рота, действовал у г. Збараж Тернопольской области, оказывая огневую поддержку армейским стрелковым подразделениям и спецотрядам НКВД-СМЕРШ.
В то далёкое время старший лейтенант Лавренченко своими глазами видел чудовищные преступления гитлеровских прислужников – недобитого бандеровского отребья. Он навсегда запомнил и запечатлел в своём дневнике страшные картины злодеяний бандитов из ОУН-УПА: многочисленные могилы наших воинов, убитых в перестрелках с бандитами, зверски замученных (нередко целыми семьями) советских активистов, взорванные дома, сожжённые дотла школы и больницы...
Спустя многие десятилетия, бронницкий ветеран с возмущением замечал, как уже в новом ХХI веке на Украине стал возрождаться фашизм, а новоявленные лидеры «незалежной» начали переписывать военную историю, устраивать факельные шествия неонацистов и ставить памятники подручным немецко-фашистских захватчиков...
Вот страницы воспоминаний Николая Константиновича о том послевоенном, но очень опасном периоде его жизни.
«Утром 1 марта 1946 года я прибыл в Збараж, небольшой районный городишко в Тернопольской области. Там сразу принял командование миномётной ротой. Она, как оказалась, не только охраняла штаб дивизии, но и вместе с оперативниками армейских спецподразделений и спецотрядов НКВД-СМЕРШ постоянно участвовала в поиске и ликвидации местных банд бандеровцев.
Размещалась наша рота в тесных, приспособленных помещениях средневекового Збаражского католического (хотя в то время уже не действующего) монастыря, полуразрушенного прошлыми и недавней войнами. Там ко времени нашего прибытия всё находилось в полном запустении – быт пришлось обустраивать своими силами. Ни снаружи, ни внутри даже в помине не было никакого электроосвещения и других примет цивилизации.
Вечерами всё погружалось в кромешный, непроглядный мрак. Глухими темными ночами над высокими крышами монастырских зданий протяжно и жутко кричали совы. И сам городок с наступлением сумерек словно напрочь вымирал…
Но под покровом этой тревожной и обманчивой тишины часто совершались злодейства. Из своих потайных нор вылезали и начинали нагло орудовать местные бандгруппы оуновцев. То в одном месте города и округи, то в другом, вдруг раздавалась беспорядочная стрельба и разрывы гранат. А после вздымалось вверх багровое зарево… Так, неизменно, в тёмное время суток, бандеровцы жестоко и непримиримо «боролись» за самостийность: поджигали либо школьное здание, либо небольшой действующий заводик или лесопилку.
В ходе такого рода терактов новоявленные ночные «мстители» безжалостно убивали представителей местных органов советской власти, партийных и комсомольских органов, а также военнослужащих, охранявших объекты. Опасность и жестокая расправа подстерегали всех и каждого, кто не поддерживал мстительных «повстанцев» или, того хуже, находился на службе у «москалей». Особенно беспощадны бандиты были к тем, кто публично выступал против них и жёстко противостоял им с оружием в руках.
В том, сколь силен был накал борьбы и велики наши потери в схватке с этим опасным злом, я убедился уже в самые первые дни после начала моей офицерской службы. Как-то во время проведения ротных занятий по стрельбе мне вместе с группой солдат довелось взобраться на высокий холм, господствовавший над городом. На нем находились живописные стены некогда мощного и грозного польского замка, взятого, а потом порушенного войсками Богдана Хмельницкого ещё в XVII веке. Там я заметил, что практически весь довольно обширный двор этого старинного, пострадавшего от времени здания занимало военное кладбище. Но похоронены на нем были не только павшие или умершие в прошлых столетиях польские шляхтичи. Под скромными надгробьями лежало множество наших советских воинов, погибших от преступных рук украинских националистов уже после Великой Отечественной войны.
Если бы я не увидел собственными глазами необозримые ряды одинаково серых пирамидок, увенчанных красными звёздочками, то никогда бы не поверил в то, что подобное могло случиться. Не смог бы осознать, что так много наших солдат-победителей, переживших долгую и страшно кровопролитную войну, было убито в своей стране уже после полного разгрома гитлеровцев. Погибали они, как я узнал, в основном, в коротких ночных стычках в окрестных лесах и на дальних хуторах. А иных лишали жизни совсем подло, подкараулив ночью из-за угла, когда они находились в малых группах или поодиночке…
Важно отметить и то, что многие воинские части в тех краях были немногочисленными. Так, наша миномётная рота находилась в Збараже в отрыве от всего батальона. Остальные роты повзводно стояли гарнизонами по разным сёлам Збаражского района. К слову, наши воинские части и обеспечивали реальное существование советской власти в этом очень неблагополучном уголке Западной Украины.
Главная проблема, как я сам убедился, состояла в том, что бандеровщина в тех краях находила достаточно широкую поддержку у населения. Многие местные жители нередко прятали и кормили бандитов, снабжали их нужной информацией, а кто-то из самых непримиримых лично принимал активное участие в ночных налётах и разбоях.
Выходило так, что днём иной селянин-западенец мирно отсыпался на печи в своей хате. К вечеру, проснувшись, подходил к воротам подворья и, позёвывая, провожал недобрым взглядом проходивших мимо красноармейцев. А ночью доставал потаённую «зброю» и шёл в лес, в свою банду – воевать с «клятыми москалями».
Бандеровцы (они же оуновцы – от аббревиатуры ОУН-УПА – Организация украинских националистов Украинской повстанческой армии) первые послевоенные годы представляли ещё очень сплочённую и грозную силу (судя по имеющимся сводным сведениям, едва ли ни 100-тысячную по своей численности).
Но так называемые «повстанцы» уверенно действовали не только потому, что их поддерживало население. Оуновское антисоветское подполье имело поддержку извне и мощную военную организационно-административную систему. Вышестоящие главари централизованно и при этом очень жёстко руководили подчинёнными подразделениями нижестоящего звена. И ещё бандеровцы и, особенно руководящий состав, как мне рассказывали оперативники, были достаточно конспиративны в своей подрывной деятельности.
В лесах, наряду с обычными дезертирами, действовало и большое число боевиков-одиночек. Это объяснялось тем, что после разгрома своих банд они ещё долго не могли выйти на связь с другими боевыми группами. А крупные, хорошо организованные и оснащённые из-за кордона банды представляли для нас особенно серьёзную опасность.
Они случалось, нагло вступали в открытую вооружённую схватку с небольшими регулярными частями Советской Армии. Мелкие же ячейки националистов, как правило, прятались в потаённых убежищах близ своих хуторов. Но при этом, хорошо зная местную обстановку, часто совершали дерзкие ночные вылазки с применением оружия и убийствами.
Очень негативно, на мой взгляд, влияло на общую ситуацию на Западной Украине и то, что многие наши воины и даже командиры отдельных армейских частей явно недооценивали фанатизм и коварство бандеровцев. Одержав победу над сильным врагом, они нередко с необоснованным пренебрежением, а подчас и с явной беспечностью, отнеслись к существованию и преступной деятельности этого разношёрстного сброда подлецов и предателей.
Бывало, небольшие группы красноармейцев без должной подготовки пытались с ходу справиться с крупными и хорошо вооружёнными бандами националистов и в итоге несли серьёзные потери. Недопустимо высокую цену пришлось заплатить за просчёты и ошибки в непримиримой борьбе с этими нелюдями. Неоправданно много военнослужащих и гражданских лиц погибло от их преступных рук во многих районах Западной Украины.
Миномётной роте, которой я командовал, довелось участвовать в нескольких совместных с армейскими подразделениями и специальными группами операциях по розыску и уничтожению укрывающихся в различных местах бандформирований. Надо сказать, что они были разными по своему составу, вооружённости и боевой активности. Бывало, что кроме них, в обнаруженных волчьих «схронах» попадались и затаившиеся ещё с военных лет обычные солдаты-дезертиры. Они тоже совершали свои вооружённые грабительские набеги на сельчан.
Но с такими врагами нам воевать было проще. Они знали об объявленной в СССР амнистии и поголовно сдавались, как только убеждались, что их положение безнадёжно. Совсем по-другому вели себя настоящие, идейно убеждённые оуновцы, которые в ходе боя фанатично держались до последнего. Бывало, требовалась и активное участие бойцов нашей миномётной роты. Как мне не раз доводилось видеть: бандеровцы отстреливались, пока не кончались патроны, а потом кончали жизнь самоубийством или гибли от разрыва гранат, которые оперативники забрасывали внутрь их глубоких нор…
К примеру, именно так произошло при ликвидации потайного бандитского укрытия, расположенного близ одного из ближних к нам сёл. Причём, этот неприметный для глаза «схрон» был вырыт и оборудован прямо в чистом поле. Даже проходя рядом, его трудно было заметить. Небольшой вход внутрь закрывался тщательно замаскированным люком на меже, густо поросшей травой. Местонахождение укрытия стало известно командованию из оперативных источников.
Когда мы прибыли к этому бандитскому логову и окружили его, засевшие там бандиты, в ответ на требование сдаться, немедленно открыли огонь и ранили несколько наших бойцов. Бой они вели отчаянно, несмотря на своё абсолютно безнадёжное положение. Беспрерывно стреляли из автоматов, швыряли из люка гранаты, ибо боеприпасов у них было предостаточно. Чтобы не нести со своей стороны неоправданные потери, оперативники подорвали бандитов большим зарядом взрывчатки.
Другой «схрон» был обнаружен тоже в неприметном месте, прямо на опушке леса. Входной люк в укрытие был также скрыт от случайного взора и тщательно присыпан листвой. Обитатели этого логова, судя по всему, как и предыдущие, оказались убеждёнными «борцами за самостийность». А на деле (как показало последующее опознание) – матерыми убийцами.
После продолжительной перестрелки с нами, обитатели этой норы, поняв, что пощады не будет, сами подорвали себя имеющимися у них гранатами. Поясню, что такого рода убежища, в дальнейшем, как правило, раскапывались, трупы бандитов извлекались для опознания. Обитатели ликвидированного нами «схрона», как мы узнали, кроме всего прочего выполняли ещё и «идеологическое обеспечение» своих преступных деяний.
«Схрон» был заполнен националистической литературой и листовками с призывами к свержению советского строя… Запомнилось мне и то, что, хоть накануне кипел яростный бой, особой, испепеляющей ненависти к мёртвым оуновцам у меня тогда не было. Даже немного жалел этих обманутых и заблудших хуторян, погибших за химеру и чуждые интересы.
С другой стороны, смерть была справедливым возмездием по отношению к тем, кто противостоял законной власти с оружием, кто сам убивал и насиловал других. Ведь если говорить о моих соратниках – военнослужащих, то реальная опасность подстерегала каждого из нас не только во время проведения боевых операций. Жизнь любого советского солдата, и в первую очередь офицера, могла оборваться в любое время дня и ночи от коварного выстрела в спину или броска гранаты в помещение, где мы располагались. К счастью, конкретно в нашей дивизии серьёзных не боевых потерь не было, не считая лёгких ранений рядовых бойцов в столкновениях с бандитами.
Сказывалась строгая дисциплина и ещё то, что практически все офицеры вместо положенной формы носили старые телогрейки, пилотки, брезентовые ремни, плащ-накидки и автоматы на шее. Такую походную экипировку дополняла пара засунутых в карманы ручных гранат со вставленными взрывателями. К слову, все автоматы у нас были трофейные – «шмайсеры» немецкого производства, только гранаты – наши отечественные РГД-43. Словом, при нападении мы все могли дать должный отпор.
В боевых операциях в тех краях участвовали все подразделения нашей дивизии. И, судя по всему, бандеровцам общими усилиями доставалось крепко. Но даже когда большинство крупных банд были разгромлены и прекратили своё существование, недобитки-оуновцы расползлись по сельским «схронам». Они прятались везде: в подполье хат и сараев, делали тайники даже в домашних печах и стогах сена. Под страхом расстрела, удавки и поджога они запретили местному населению участвовать в любых советских мероприятиях и, в частности, в проводимых в то время выборах местных органов власти.
Потребовалось ввести в каждое село воинские подразделения и взять под охрану избирательные участки, членов избирательных комиссий и кандидатов в депутаты из числа селян. Пулемётными гнёздами прикрыли дома местных активистов и лиц, осуществляющих управленческую деятельность. Особенно надёжно мы старались защитить учебные заведения. Ибо в своей не утихающей с годами звериной злобе бандеровцы чаще всего поджигали местные школы и зверски убивали учителей.
Особенно непримиримыми и жестокими были сами новоявленные лидеры оуновского движения. В своих зверствах они даже превзошли своих кумиров – эсэсовских карателей. Как мне позже стало известно, эти изверги выдумывали и опробовали десятки самых изощренных способов убийств советских активистов и красноармейцев. Медленно душили людей специально закручивающимися удавками, выкалывали глаза, закапывали свои жертвы живыми в землю, отрезали им руки и ноги, вырезали звезды на теле. И даже колодцы в сёлах, где их не признавали, забивали трупами замученных.
Возглавлявший УПА Роман Шухевич говорил: «Наша политика должна быть страшной. Пусть погибнет половина населения, зато оставшаяся будет чистая, как стакан воды». Такие средневековые зверства эти «борцы за самостийность» творили со своим же народом.
Отмечу, что вооружённая борьба с националистами на Западной Украине продолжалась после окончания войны ещё недобрый десяток лет. Но искореняли это живучее зло уже без участия армии, силами только органов внутренних дел, а также спецподразделений НКВД и СМЕРШа. Вскоре дивизия, в состав которой мы входили, получила приказ о возвращении в г. Староконстантинов, к месту своей основной дислокации. На этом участие нашей миномётной роты в уничтожении бандеровщины завершилось. Хотя бандитов, как мне казалось, в тех краях не поубавилось. Они, похоже, только в чем-то изменили свою привычную волчью тактику.
Конечно, мне, молодому офицеру, трудно было до конца понять обоснованность и необходимость приказа о возвращении дивизии, которая обеспечивала безопасность гражданского населения. Хотя, надо признать, и тот негативный момент, что непосредственное участие в карательных мероприятиях против бандитов, обыски и задержания сторонников ОУН-УПА в населённых пунктах начали отрицательно сказываться на морали наших воинов и на дисциплине в армейских частях.
К слову, местным советским властям и правоохранительным органам в ответ на осуществляемые террористические акты приходилось прибегнуть к вынужденным репрессиям в отношении членов семей, которые подозревались в явных связях с действующим бандитским подпольем. Такие семьи в полном составе вывозились на постоянное поселение в разные регионы Сибири. Со временем вооружённый национализм, несмотря на явную поддержку извне, стал постепенно терять опору под ногами.
А после убийства в Западной Германии главаря оуновцев Степана Бандеры украинское националистическое движение и вовсе сильно ослабло. Но, по моему мнению, оно никогда полностью не прекращалось и постоянно подпитывалось разными способами.
Так что застарелая ненависть ко всему советскому на Западной Украине временами лишь приглушалась, но в дальнейшем часто вспыхивала по самому ничтожному поводу. Потому бандеровщина очень быстро нашла столь явную поддержку в нынешней постсоветской и антироссийской Украине.
В завершение считаю необходимым добавить, что наша рота в составе всей дивизии возвратилась из Збаража в Староконстантинов пешим ходом, затратив всего два дня на такой самоходный марш. После мне уже не доводилось участвовать в боевых действиях с украинскими националистами. А жаль, потому что очень хотелось полностью и навсегда искоренить эту нечисть на родной для меня Украине. Да вдобавок ко всем свалившимся на нас неприятностям в самом конце июня 1946 года пришёл приказ о расформировании нашей боевой и заслуженной 78-й стрелковой дивизии.
Для меня, связавшего свою судьбу с армией, да и для моей молодой семьи в то нелёгкое послевоенное время определённо возникали перспективы новых скитаний по отдалённым гарнизонам и неблагоприятных перемен.
Но, как бы то ни было, как и многим строевым офицерам, мне пришлось пережить и этот трудный период. А в дальнейшем беспокойной службе в армии я отдал ещё многие десятилетия своей жизни. Впрочем, это уже не военная, а мирная часть моей долгой армейской биографии.»
Награждён орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени (06.04.1985) и Знак Почёта, медалями «За Отвагу», «За боевые заслуги» (дважды), «За оборону Сталинграда», «За победу над Германией» и другими,
Уволен в запас 3 августа 1984 года в звании полковника.
Умер Николай Константинович 30 мая 2015 года.
Выжил / пропал без вести / погиб:
выжил
Близкий:
нет
Дата и время создания карточки:
2022-11-15 07:37:48
Дата и время последнего изменения:
2022-11-15 09:58:34
При использовании материалов сайта ссылка на www.pobeda1945.su обязательна.
